Евгений Ихлов: Теология подчинения, или как Московская Патриархия признала Ходорковского политическим заключенным

10 апреля 2006 года указом епископа Читинского и Забайкальского Евстафия (архиерей Читинской и Забайкальской епархии Московской Патриархии) отец Сергий (Таратухин) был лишен священного сана. Перед этим епископом Евстафий запретил священнику Сергию вести богослужение, совершать таинства и носить священнические ризы.

Священник города Краснокаменска отец Сергий назвал Ходорковского политзаключенным, а затем отказался освящать молельную комнату в ставшем всемирно известным учреждение ИК-10 в Краснокаменске. Было много сказано о политическом заказе архиерейского "прещения", о подчинении РПЦ государству, о "погонах под рясами" проч. Были и ответные разъяснения церковноначалия о причине столь строгой санкции: дескать, священник был нерадив, а его заявление о политических репрессиях в отношении Ходорковского – запретная для клирика "политдеятельность".

Я предлагаю рассмотреть эту ситуацию под философским углом, благо она одновременно подняла важнейшие проблемы. Итак, начнем с самой острой проблемы – различие между римским католицизмом и русским православием. Апологеты Православия многократно указывали на его демократизм – в отличие от католической "авторитарности", где основные догматические вопросы разрешает Папа, и они общеобязательны. Однако я не знаю ни одной современной страны, мало-мальски относящейся к демократиям, где бы католического священника запретили служение – за мотивированный отказ осветить здание тюрьмы. Конфликты могут быть из-за отказа следовать решениям Соборов, но не один Собор не предписывал благославлять застенки!

Покойный Папа Войтыла очень неодобрительно относился к так называемой "теологии освобождения", священники которой скорее позвали бы паству на пикетирование лагеря, чем решились его благословлять, но Иоанну-Павлу II никогда бы и в голову не пришло запрещать священникам-"освободителям" вести службу. Десятки, если не сотни католических священников и монахов (даже монахинь) были убиты, зверски замучены различными диктатурами за свою принципиальную позицию по отношению к политическим репрессиям. И все они почитаются католической церковью. Необходимо отметить, что культивируя "теологию подчинения" в РПЦ, Московская Патриархия ни разу не осудила публично священников, выступающих с праворадикальных, практически фашистских позиций.

Вторая важная проблема – священник и политика. Все понимают, что политика – это участие в том или ином виде в борьбе за власть, говоря высоким стилем, в конкуренции социально-политических проектов. Когда вопрос об участие священников в политике решался Поместным Собором 1971-18 годов, то было введено различие между исполнительной власть, правящей людьми, участие в которой для духовенства исключалось, и законодательной властью, помогающей людям, защищающей их интересы, участие в которой допускалось. Тем более, что заявление о том, что некто является политическим заключенным – это бесспорно, выражение моральной и правовой позиции.

Констатация того, что обличение политических репрессий является политической деятельностью, означает признание того, что такие репрессии – суть ПРОЯВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ, ОТНОСЯЩЕЙ К ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОППОЗИЦИИ КАЖДОГО, ВЫРАЖАЮЩЕГО С ТАКОЙ ПОЛИТИКОЙ НЕСОГЛАСИЕ. Такими образом, священноначалие РПЦ фактически признало, что наш режим – откровенно репрессивный.

Третья проблема – церковь и государственные институции. В обоснование "конкордата" между РПЦ и силовыми ведомствами приводились и такие доводы: священник в казарме или колонии – это независимый и авторитетный представитель общества, "размыкающий" закрытый мир, где подавляется личность, обычно царит произвол и бесправие, это еще одна инстанция, у которой ищут правду, защиту и утешение. Но этот "конкордат" немедленно вылился в еще одну, теперь "религиозную" санкцию для силовиков и правоохранителей. Благословление лагерей в условиях молчания церкви перед лицом чудовищных нарушений прав заключенных (их факт признал не только Уполномоченный по правам человека Лукин, но и даже министр юстиции Чайка) – это благословение тюремного начальства на создание "пресс-зон", на тот совершенно "гестаповский" режим, который стал насаждаться в лагерях, привел к "кровавым дням" Льгова, к голодовкам и избиениям в Потьме… И очевидно, что священник, исповедающий Христа Распятого, не мог благословить застенки.

Опубликовал: Handy
Источник: За права человека
Поделиться: