Н. Скуратовская: Проблемы внутрицерковных отношений в психотерапии священнослужителей – Проповеди

Выступление Наталии Скуратовской на секции «Психологические проблемы и церковная жизнь» в рамках XXIV Международных Рождественских образовательных чтений.

В этом выступлении я коснусь одной наболевшей проблемы нашей Церкви, о которой практически никогда не говорится в публичном пространстве — деструктивных аспектов внутрицерковных отношений, провоцирующих возникновение психологических проблем у тех, кто в них вовлечен, и прежде всего — у священнослужителей.

Есть люди, которые считают, что у священника не может быть психологических проблем, так как благодать, данная в хиротонии, должна раз и навсегда его от всего защитить… Нет! Эта благодать дается для служения другим, сам же священник преодолевает те же искушения, что и мы, простые смертные. И столкнувшись с травмирующими психику ситуациями, священник находится в более уязвимом положении, чем миряне — и потому, что нередко и сам считает наличие психологических проблем несовместимым со священным саном, и потому, что зачастую не видит выхода из сложившейся ситуации, особенно если она связана не с личными, а с церковными вопросами.

Из всех аспектов, о которых можно было бы говорить, я решила взять один, с которым связана чуть ли не половина обращений священников за психологической консультацией — это проблема отношений внутри церковной иерархии, и прежде всего — отношений между клириками и архиереями. В распространенной внутрицерковной мифологии «архиерейский произвол» считается аксиомой, но на самом деле за этими жалобами и особенностями иерархических внутрицерковных отношений стоят совсем другие механизмы, с которыми мы сейчас и разберемся.

По моему опыту психологического консультирования и психотерапии священнослужителей (в том числе — дистанционного консультирования священников из разных епархий) я вижу, что при всем разнообразии их возраста, опыта, местожительства выявляются общие проблемы. И это дает нам основания предположить, что их причины имеют в нашей Церкви системный характер.

Хочу сразу отметить, что говоря здесь о системных проблемах внутрицерковных отношений, я имею в виду исключительно организационную составляющую Русской Православной Церкви, при этом речь идёт не обо всех священнослужителях, но лишь о тех, кто почувствовал себя «в тупике». Однако многие из упомянутых здесь психологических проблем, пусть и не в такой острой форме, знакомы многим священнослужителям, монашествующим и работникам церковных структур.

Основные психологические проблемы, возникающие у священнослужителей:

На страхе хотелось бы остановиться особо, потому что он является первопричиной остальных проблем и одновременно — серьёзнейшим препятствием в духовной жизни. Все мы знаем о том, что «в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1 Ин 4:18) — соответственно, всё, что провоцирует и поддерживает страх — не от Бога и является тяжёлым испытанием для нашей веры.

Но для многих священнослужителей страх стал привычным фоном отношений внутри церковной иерархии, и это имеет объективные причины, потому что священник в наших церковных реалиях — наиболее уязвимая фигура. Власть епископов велика, каждый священник знает много историй про то, как кого-то подвергли прещениям, и естественно, «примеряет» эти истории на себя. А если священник многодетен, он боится лишиться священства, потому что не знает, что будет с его семьёй, как он сможет прокормить и вырастить своих детей. Одна эта мысль ужасает и заранее порождает у многих клириков чувство бессилия перед возможным произволом.

А поскольку страх перед «фигурами власти» в церкви поощряется и порой даже выдаётся за страх Божий, то «вертикаль страха» простирается дальше — и нередко монашествующие испытывают страх перед игуменами и игуменьями своих монастырей, благочестивые прихожане — страх перед «строгим батюшкой», и даже в семьях порой «власть мужа и отца» укрепляется страхом…

И это порождает обиды, не находящие выхода и перерастающие в ожесточение (причем ожесточение не только на вышестоящих, но и на паству, которая тупа, не хочет слышать слово Божие и т. д.). Нередко постоянный внутренний конфликт приводит к нервному истощению, поскольку те высокие требования, которые священник слышит и от начальствующих, и от паствы, он применяет и сам к себе: «Я принял это служение, и должен служить до смерти», — и до этой смерти он рискует довести себя годам к 40–50 через психосоматические заболевания, спровоцированные хроническим стрессом.

Но, как это ни парадоксально, страх преодолевается не «сверху», а «снизу» — бесполезно убирать «источник страха», на его место тут же встанет другой, и остановить это можно только одним способом — победить страх в себе, перестать бояться, принять на себя ответственность за свою жизнь перед Богом и перед людьми.

Когда мне звонят или пишут, что «отец N рекомендовал к Вам обратиться, Вы ему помогли справиться с его епископом, помогите и мне тоже с моим справиться», я обычно отвечаю: «Стоп! Сразу предупреждаю — каждому человеку я могу помочь справиться только с собой самим, в том числе и Вам я могу помочь только в этом. Но более чем вероятно, что это изменит Ваши отношения с епископом. Готовы? Работаем!»

И ключ к освобождению от страха есть у каждого, но чтобы до него докопаться, порой приходится продираться через множество мифов и предубеждений, порождённых искаженным пониманием церковной традиции.

Как правило, психотравмирующие переживания копятся годами, и многие священнослужители стремятся их в себе отрицать и не осознавать — хотя бы потому, что это бросает тень на Церковь и на их церковное служение. Но рано или поздно наступает момент, когда скрывать их от себя становится невозможно — как правило, под влиянием каких-либо негативных внешних событий всё накопившееся прорывается наружу, чем и объясняется зачастую преувеличенная, с точки зрения стороннего наблюдателя или архиерея, реакция «смиренного батюшки» на возникшую проблему. Что же чаще всего выступает в роли «пускового механизма», обрушивающего иллюзию психологического благополучия клириков?

Можно понять скорбь священника, столкнувшегося с несправедливостью, оторванного от создаваемой годами общины, вынужденного передать только что построенный храм «любимчику архиерея», отстраненного от созданного им детского приюта или общины милосердия и наблюдающего, как оставшееся без его попечения дело рушится в чужих равнодушных руках…

Конечно, иногда за такими решениями стоит церковная необходимость или конфликт интересов, и нельзя сказать, что «священник всегда прав и всегда угнетаем». Но если священнослужитель, оказавшийся в любой из вышеперечисленных ситуаций, не видит конструктивной возможности её разрешить, то вероятность негативных психологических последствий очень высока.

Если бы проблемы такого рода не были повсеместно распространены, можно было бы сказать, что это какие-то не те священники, или неудачная епархия, «владыка лютует». Но то, что подобные ситуации встречаются повсеместно, по всей канонической территории, наводит на мысль, что проблемы внутрицерковных отношений связаны с характерными особенностями той системы, в которой эти отношения существуют.

Причины психологических проблем внутрицерковных отношений

Давайте внимательно посмотрим на особенности системы внутрицерковных отношений и разберемся, как они влияют на тех, кто находится внутри. И попробуем представить, что речь идет не о Церкви, а о другой организации, обладающей такой внутренней культурой.

Жесткая иерархия и авторитарность.Ничуть не оспариваю в данный момент ее необходимость, хочу лишь отметить, что жесткие иерархические организации могут быть эффективны при одном условии — когда в них есть четкие правила, соблюдающиеся на всех уровнях управления.

Но в церкви мы сталкиваемся с размытостью норм и правил. У нас, конечно, есть каноны, есть свод церковного права, но применяется он, как все мы знаем, избирательно — есть икономия и акривия, одни каноны применяются сплошь и рядом, а другие — вообще никогда, и каково будет в той или иной ситуации решение, зависит всецело от архиерея. И это заставляет священника предполагать самое худшее и провоцирует возникновение страха.

Следующий отягчающий момент — разрыв между декларируемым и реальным. Думаю, это даже комментировать излишне, потому что каждый человек, пребывающий в Церкви не первый год, с этим сталкивался на собственном опыте. И ситуация, в которой, с одной стороны человек идет к Богу, чтобы обрести «путь, истину и жизнь», а с другой — вынужден принять как должное разрыв между тем, что мы думаем, делаем, и говорим, становится серьёзным испытанием для веры, для совести и для психики. Разрыв между декларируемым и реальным порождает постоянный внутриличностный конфликт.

Следующая особенность — закрытость и непрозрачность. Как известно, чем прозрачнее та или иная организационная система, тем комфортнее чувствуют себя в ней и сотрудники, и руководители. Наша церковная организация непрозрачна чуть менее, чем полностью — доступ к информации по многим ключевым вопросам, влияющим на жизнь тех, кто служит и трудится в Церкви, ограничен, причины принятия решений зачастую скрыты от тех, кого эти решения касаются, обсуждения и вопросы к вышестоящим не приветствуются, что порождает множество слухов и домыслов. Поэтому в существующей системе некомфортно себя чувствуют все — не исключая и начальствующих. Кроме того, непрозрачность системы неизбежно порождает злоупотребления полномочиями и сопротивление со стороны тех, кто научился извлекать из этой непрозрачности те или иные личные выгоды.

Отсутствие легитимных выходов из ситуации. Самый распространенный страх священника — «отправят в запрет». Нередко и архиереи используют эту угрозу, понимая, что для многих священников это — самое страшное, что может случиться в жизни: фактически перестать быть священнослужителем, утратить право служить литургию, утратить право реализовывать то призвание Божие, которое у них есть. И вариант «расцерковиться» и устроиться на светскую работу большинству из них представляется неприемлемым. Более того, среди клириков существует немало мифов о том, что снятие сана неизбежно приводит к гибели духовной и физической — что усугубляет ощущение безысходности.

И, наконец, последняя проблема — этопротиворечие системы церковных отношений реалиям современного общества. Система отношений в Церкви, как всем известно, складывалась в Византийской империи — и тогда она совершенно соответствовала общественным реалиям. Сейчас ситуация изменилась — и отношения во внешнем мире строятся по иным принципам, нежели внутри Церкви. Следует также учитывать то обстоятельство, что в системе внутрицерковных отношений, внешне сохранившей «византийские» формы, значительно изменились внутренние нормы, причём — в сторону усиления деспотизма. А ведь даже те, кто вырос в церковных семьях, ходят в обычные школы, вне Церкви общаются с совершенно другими людьми — и получается, что они живут раздвоенной жизнью. И это — очень тяжелая нагрузка и на психику, и на душу священнослужителя.

И в результате всё вышеперечисленное становится питательной средой для неврозов, психологических проблем и для формирования виктимности, то есть позиции жертвы.

Принято считать, что все эти факторы имеют опору в историческом Православии. Но если бы речь шла не о Церкви, а о любой другой организации с такими внутренними нормами — захотели бы вы работать в такой организации? Вряд ли.

А тем, кто в Церкви, приходится трудиться именно в таких условиях. Напомню, что я говорю исключительно о «Церкви земной», не касаясь «Церкви небесной», я верю, что Господь так или иначе всё управит, но нередко Господь призывает нас что-то делать для того, чтобы что-то исправилось.

Типичная динамика психологических защит во внутрицерковных отношениях

В любой психотравмирующей ситуации, из которой человек не может выйти, начинают срабатывать психологические защиты. Давайте теперь разберемся, как на разных стадиях пребывания в церкви — от неофитства до внутреннего кризиса — одни психологические защиты сменяются другими.

Церковный путь у многих начинается с идеализации: «Церковь свята, и всё в ней свято, архиерей — это образ Христа, сверхъестественное существо, почти божество». Юноше, обдумывающему житье и решившему стать священником, зачастую совершенно очевидно — вот он — путь спасения, вот человек, которому можно себя доверить. Но в нашей Церкви никто не застрахован от подмен и искажений религиозного опыта, а также — от несамостоятельности: как известно, для того, чтобы свою волю кому-то вверить, надо для начала её иметь. Здесь часто получается наоборот: идеализация, если мы говорим о первичных защитах — это свидетельство инфантильности личности: „Есть некое сверхъестественное существо, которое позаботится обо всём“.

Хорошо, если это существо — Бог: Он действительно сверхъестественный, и мы действительно в Его руке. Но когда это существо, например, епископ, и на него возлагаются надежды как на Бога, в каких-то моментах эти надежды обязательно не оправдаются — и виноват в этом совершенно не епископ, потому что он не может „стать Богом“.

Характерно, что у нас не принято говорить о том, что архиереи и священники — тоже люди, многие саму мысль об этом считают „неблагочестивой“. Но даже самый высокий церковный сан не лишает человеческой природы — и если Христос не гнушался быть человеком, облек Себя в человеческую природу, то почему мы отказываем в этом священникам и священноначалию? Так укрепляется миф, приводящий впоследствии к „православным неврозам“.

Идеализация рано или поздно кончается, не выдержав столкновения с реальностью. На смену ей в большинстве случаев приходит обесценивание („Нет, он не Бог — он хуже всех“) — то, что вчера возносили на пьедестал, становится предметом отторжения или насмешек. И разочарование приводит к уходу в цинизм.

Это происходит не только в церкви — любая идеализация у нас не держится вечно, чаще всего оборачиваясь как раз обесцениванием. Иногда это — начало адекватного восприятия: человек „качнулся на этих качелях“ — сначала превознёс, потом обесценил, и в результате нашёл „золотую середину“, осознав, что это были его собственные завышенные ожидания — пусть даже поддерживаемые и отчасти формируемые системой церковных отношений.

И в этом случае, даже видя какие-то недостатки в начальствующих, он понимает, что все люди не лишены недостатков, и ответственность за свою жизнь и отношения с окружающими надо принимать на себя. Так приходит зрелость, защищающая от дальнейших разочарований.

Если священник всё-таки уходит в цинизм, это оборачивается для него личным „расчеловечиванием“, которое начинается с „фиги в кармане“ и заканчивается отвращением к своей пастве и к Церкви как таковой — нередко это сочетается и с обесцениванием самого себя либо с искажением самовосприятия. И это происходит не потому, что священник „плох“ или „не духовен“, а потому что он вовремя не понял, что с ним происходит, не прислушался к своим чувствам — и момент, когда это легко было исправить, был упущен. Выход из этого состояния для многих оказывается трудным и болезненным — и не у всех хватает решимости пройти этот путь, не прячась за защитным цинизмом.

Другой вариант, который тоже встречается достаточно часто — это „демонизация“: „если он не бог, значит, он демон“.

Мой подход к преодолению этой проблемы — не уходя в обесценивание, помочь священнику, „от архиерея претерпевшему“ и не видящему в нём ничего человеческого, избавиться от этого мифа, осознать, что начальник — тоже человек. И обладание более высокой харизмой, более высоким саном не превращает его в сверхъестественное существо.

Когда это получается — это сразу снимает остроту проблемы, и дальше с ней можно работать конструктивно, но в 90% случаев первая реакция — это жесточайшее сопротивление: » Нет, архиерей не человек — он сверхчеловек!» — или сверх-злодей, или сверх-благодетель, но в любом случае — сверхчеловек. И пока эта иллюзия не преодолена, её носитель находится в тупике, потому что договариваться и сотрудничать со «злыми сверхъестественными силами» или «стихийными бедствиями» невозможно.

Если человек упорствует в признании всемогущества «мучителя», мы можем предположить, что мы имеем дело с созависимостью. Созависимые отношения — отдельная большая тема, но тут в первую очередь хотелось бы отметить, что содержание этих отношений не имеет ничего общего с теми словами, которые говорятся, и с теми формами, в которые это облекается.

«Жертва» и «мучитель» получают в них свои вторичные выгоды, находя оправдания и деструктивной ситуации, и своим действиям в ней. Преследователь может сам стать жертвой — в тех же или в других отношениях.

Например, воспринимаем архиерея как преследователя, а себя, соответственно, как жертву — а жертвой быть удобно, это же можно ни за что не отвечать, все свои невзгоды и неудачи списать на злодея, который меня преследует, и найти спасателя — и таких находится много, и среди братии, и среди прихожан (которым тоже нравится крутиться в созависимых отношениях — в церкви, к сожалению, это очень распространено). Выгода спасателя — это чувство собственной значимости, и возможность не заниматься своими делами, пока занимаешься чужими («Отстаньте с хозяйством — я тут несправедливо обиженных утешаю, занимаюсь благородным возвышенным делом»). И для психологов, и для священников это — профессиональный риск, нас в роль «спасателя» постоянно затягивают — мы должны это очень четко отслеживать и никогда в ней не оказываться.

И единственный способ перестать быть жертвой — это выйти из созависимых отношений, перестать ощущать себя жертвой, перестать играть в эту игру. Потому что жертва, если её очень долго не мучают, может сама провоцировать агрессию — чтобы подтвердить свою «картину мира». И первый шаг к выходу из созависимых отношений — это осознать их в себе.

— как видите, симптомы очень похожи на те жалобы, с которых начиналась эта статья: созависимость стала обыденным фоном церковной жизни как для многих клириков, так и для мирян.

Ненависть к себе и чувство вины — это очень характерно, потому что мы — люди церковные. Мы это несем на исповедь, получая обличение в гордыне и самомнении — а иногда и не на исповедь, а тот же владыка «вразумляет» по-своему — и у него могут быть разные мотивы, включая и те же созависимые отношения, потому что никто от них застрахован.

Подавляемый гнев, неконтролируемая агрессия — это узнаваемое «как я его ненавижу, но сделать ничего не могу». Но без конца мы агрессию подавлять не можем — она на кого-то выливается, и чаще всего — на нижестоящих. Так запускается эта порочная цепочка, которую надо разорвать на себе самом.

Навязчивая помощь и сосредоточенность на других, игнорирование своих потребностей — это уже переход к роли спасателя.

Наконец, психосоматика грозит всем в созависимых отношениях.

Созависимость заставляет нас прокручивать в этом треугольнике совершенно бешеную энергию, отнимая её у своей подлинной жизни, в процессе получая некое сомнительное удовольствие садо-мазохистского толка от этих отношений. И если к садо-мазохизму вы не склонны — значит, надо выходить из этой схемы отношений.

Второе, что может случиться в результате «демонизации» — это идентификация с агрессором, известная также как стокгольмский синдром.

Стокгольмский синдром — психологическое состояние, при котором потенциальная жертва, вначале испытывающая чувство страха и ненависти к своему мучителю, спустя некоторое время начинает ему симпатизировать или даже отождествлять себя с ним.

С одной стороны, это парадокс, но это — защитная реакция человеческой психики на постоянный очень жесткий прессинг: чтобы не сойти с ума, человек оправдывает ту ситуацию, в которой он оказался. Механизм психологической защиты основан на надежде жертвы, что агрессор проявит снисхождение при условии безоговорочного выполнения всех его требований. Поэтому пленник старается продемонстрировать послушание, логически оправдать действия захватчика, вызвать его одобрение и покровительство.

К сожалению, в Церкви мы это тоже порой наблюдаем — например, любая семья, в которой муж пьет, бьет, калечит, а жена его оправдывает — это тоже проявление «стокгольмского синдрома». Равно как и отношения на приходе или в епархии, в которых насилие со стороны вышестоящих оправдывается идеей «с нами иначе нельзя» или «он имеет священное право распоряжаться нашими жизнями», «я считаю кого-то агрессором, но я его оправдываю и поддерживаю, и если я буду хорошо это делать, то стану таким же как он, получу его силу — я себя с ним отождествляю».

В первую очередь, необходима самопроверка. Мы с вами разобрали основные симптомы, указывающие на деструктивность отношений. Если вы ловите себя на этом синдроме — скажите себе «стоп!», постарайтесь отстраниться и посмотреть без эмоций на ту ситуацию, в которой находитесь.

И в любой ситуации, когда нас захлестывает страх, обида, ожесточение и другие негативные эмоции — надо в первую очередь от них отстраниться, хотя бы ненадолго.

Посмотреть на это как бы со стороны, помолиться — не «против врагов» и не «пошли, Господи, ещё большие испытания» (кресты выпрашивать — скрытые суицидальные стремления: «мне так плохо, что если станет ещё чуть хуже, я умру — поэтому пусть станет хуже, это освобождение»).

Хорошая новость — все эти ситуации поправимы. Всегда есть выход — сначала выйти из мифов, потом — выйти к адекватным отношениям. Это психологическая зрелость, это духовная зрелость — к которой все мы призваны, но бывает, что до смертного часа не успеваем ее достичь.

Потому что в противном случае цепочка насилия не останавливается — её надо разорвать на себе, или агрессия будет перенаправлена на уровень ниже — на подчиненных, на прихожан, на семью.

А остановить это нам надо хотя бы по одной простой причине — вспомнив слова Христа:«По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»(Ин 13:35). И если мы хотим быть Его учениками — думаю, нам стоит поработать над своими психологическими проблемами.

Автор: Н. Скуратовская
Опубликовал: Digger
Источник: ahilla.ru
Просмотров: 2439

Добавить комментарий:

Вам необходимо авторизоваться:

проповеди »

ГОРЯЧИЕ ПРОПОВЕДИ

← Проблемы внутрицерковных отношений в психотерапии священнослужителей

Добавить комментарий: