|
В своем слове на встрече в МГУ в день памяти св. мученицы Татианы, как и в прошлые годы, Патриарх Алексий IIвновь удовлетворенно сообщил, что взаимодействие между Церковью и наукой в последнее время заметно укрепилось, и не замечать это могут только профаны. Конфликт же между наукой и религией, это проблема, по его мнению, надуманная. "Связь между светской наукой и Церковью восстанавливается, и это приносит свои благие плоды, ‑ заявил Патриарх. – В последние двенадцать-пятнадцать лет мы ощущаем, что связь между нами крепнет, что мы служим великому делу просвещения нашего народа, умножению его знаний и нравственному возрастанию". По словам предстоятеля РПЦ МП, тесное сотрудничество между нею и МГУ, которое прервала антирелигиозная кампания большевиков, восстановилась чуть больше десятилетия тому назад, и все это время он с удовольствием посещает храм св. мученицы Татианы.
Нельзя не заметить, что в здании этого храма находится редакция популярной среди активной православно-фундаменталистской молодежи газеты "Татьянин день", кредо которой можно сформулировать так: воспитание молодого поколения в духе религиозного изоляционизма и нетерпимости в отношении иноверия. Собственно, храм и редакция – единственная обитель Московской патриархии в МГУ, факт чего и следует безоговорочно считать доказательством тесного контакта между университетом и патриархией.
Обосновывая далее "успехи во взаимодействии науки и религии", Алексий II напомнил, что "Московский государственный университет и Московская духовная академия берут свое начало из Славяно-греко-латинской академии, основанной в Москве более 300 лет назад, и профессора духовной академии становились профессорами государственного университета", заметив, что "сейчас, в начале XXI века, профессора МГУ становятся профессорами и преподавателями Московской духовной академии". Это особенно логично после того, как богословская школа МДА была не так давно существенно деформирована вследствие принципиальных изменений в традиционной ранее методике преподавания и организации учебного процесса. Необходимость подготовки кадров более цивилизованных в светском отношении и более приспособленных к решению новых задач, появившихся у РПЦ МП вследствие тесного сотрудничества с властью, священнослужителей и прочих специалистов вынуждает ее к своеобразной конвергенции с секулярным обществом. Как бы подтверждая это, Патриарх отметил, что в православных храмах и монастырях сегодня появляется все больше священнослужителей, окончивших светские вузы, в частности МГУ.
Еще в 2002 году в Российской академии государственной службы при президенте РФ (РАГС) были организованы курсы повышения квалификации для православных архиереев, где представители РПЦ МП обучались основам права, экономики, кредитно-финансовых дисциплин. Тогда Его Святейшество оправдывал в связи с этим важность такого мероприятия: "Творец заложил в человека стремление к самопознанию и изучению окружающей реальности. Сколько выдающихся ученых были верующими людьми. Сколько православных святых в совершенстве знали различные светские науки! Более того, источник настоящего научного творчества ‑ в Боге. Ведь мышление, основанное на элементарной логике, не позволяет ощутить реальной сложности мира. Английский писатель Честертон остроумно заметил, что наука не способна постичь мир по той причине, что мир ‑ не чертеж, а рисунок художника".
Все это, конечно же, не может вызывать никаких возражений. Однако при этом возникает один единственный, но принципиальный вопрос: как соотносится наличие храма в университетском здании и ликбез для православных иерархов с отношениями между религией и наукой, со степенью их взаимодействия? Вопрос этот не относится к числу легких, и возможность его разрешения никак не зависит от факта сотрудничества религиозных организаций со светскими, пусть даже и образовательными, ради поддержания внешней пристойности, либо на каких-то взаимовыгодных условиях. Интерес к сотрудничеству с образовательными учреждениями, а вернее с органами их администрирования, обнаруженный РПЦ МП, как известно, прозрачен. Равно как преподавание университетских профессоров в Московской духовной академии и участие их в других образовательных мероприятиях Московской патриархии, кроме обучения священнослужителей, как-то помогает и педагогическому составу выбираться из обычной для тружеников отечественной отрасли образования нищеты. Но отношения между двумя такими разными направлениями в познании мира и методами самосовершенствования, как религия и наука, несмотря на относительно редко встречаемую "взаимодополняемость", лежат в совершенно иной плоскости.
Чтобы избежать предложенных в нашем случае вульгарных представлений о соотношении этих двух основных, часто совмещающихся в жизни человека путей, вероятно, стоит обратиться к размышлениям тех, кто имел все основания задаваться этим вопросом. В этом отношении довольно интересными можно считать высказывания знаменитого физика Альберта Эйнштейна, опубликованные в русском переводе в книге "Эйнштейн А. Собрание научных трудов. Т. IV" (М.: "Наука", 1967. - стр. 126 – 129).
"Уже в священном писании можно проследить превращение религии страха в моральную религию, ‑ пишет ученый. – Продолжение этой эволюции можно обнаружить в Новом завете. Религии всех культурных народов, в частности народов Востока, по сути дела являются моральными религиями. В жизни народа переход от религии страха к моральной религии означает важный прогресс. И те, и другие представляют собой нечто смешанное, хотя на более высоких ступенях развития общественной жизни моральная религия преобладает. Общим для всех этих типов является антропоморфный характер идеи Бога. Как правило, этот уровень удается превзойти лишь отдельным особенно выдающимся личностям и особенно высоко развитым обществам. Но и у тех, и у других существует еще и третья ступень религиозного чувства, хотя в чистом виде она встречается редко. Я назову эту ступень космическим религиозным чувством. Тому, кто чужд этому чувству, очень трудно объяснить, в чем оно состоит, тем более что антропоморфной концепции Бога, соответствующей ему, не существует".
В этом высказывании яркого представителя научного метода познания мира нетрудно заметить проявление веры в Бога при несомненном отсутствии какой бы то ни было воцерковленности. У Эйнштейна, живущего в мире науки, ощущение Бога формулируется в виде "космического религиозного чувства", и антропоморфность Сущего, в отличие от широко распространенных даже в наше время религиозных представлений иных священнослужителей, для него немыслима. Развивая свою мысль далее, великий физик ссылается на то, что "зачатки космического религиозного чувства можно обнаружить на более ранних ступенях развития, например, в некоторых псалмах Давида и книгах пророков Ветхого завета", и добавляет, что таким чувством были отмечены "религиозные гении всех времен", не ведающие догм и не воспринимающие Бога, творимого убогим человеческим разумом "по образу и подобию человека". "Отсюда следует, ‑ заключает он, - что во все времена именно среди еретиков находились люди, в весьма значительной степени подверженные этому чувству, которые своим современникам часто казались атеистами, а иногда и святыми. С этой точки зрения люди, подобные Демокриту, Франциску Ассизскому и Спинозе, имеют много общего".
"Итак, мы подошли к рассмотрению отношений между наукой и религией с точки зрения, весьма отличающейся от обычной, ‑ продолжает Эйнштейн. – Если эти отношения рассматривать в историческом плане, то науку и религию по очевидной причине придется считать непримиримыми противоположностями". Ссылаясь на то, что человек, убежденный в верности гипотезы причинной обусловленности абсолютно всех явлений (человек науки), не способен воспринимать Бога как Личность и Волю, Эйнштейн убежден в его неспособности воспринимать и религию – от "религии страха" до религии "социальной и моральной".
"На этом основании науку обвиняют, хотя и несправедливо, в том, что она подорвала мораль, ‑ пишет ученый. – На самом же деле, этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется". Но тут же, упомянув о том, что "Церковь различных направлений всегда боролась с наукой и преследовала ее приверженцев", он категорически утверждает, что "космическое религиозное чувство является сильнейшей и благороднейшей из пружин научного исследования. Только те, кто сможет по достоинству оценить чудовищные усилия и, кроме того, самоотверженность, без которых не могла бы появиться ни одна научная работа, открывающая новые пути, сумеют понять, каким сильным должно быть чувство, способное само по себе вызвать к жизни работу, столь далекую от обычной практической жизни. Какой глубокой уверенностью в рациональном устройстве мира и какой жаждой познания даже мельчайших отблесков рациональности, проявляющейся в этом мире, должны были обладать Кеплер и Ньютон, если она позволила им затратить многие годы упорного труда на распутывание основных принципов небесной механики! (…) Только тот, кто сам посвятил свою жизнь аналогичным целям, сумеет понять, что вдохновляет таких людей и дает им силы сохранять верность поставленной перед собой цели, несмотря на бесчисленные неудачи. Люди такого склада черпают силу в космическом религиозном чувстве. Один из наших современников сказал, и не без основания, что в наш материалистический век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди".
Таким образом, игнорируя церковность, но безоговорочно признавая ценность личной религиозности, ученый подтверждает принципиальные различия между областями научной и церковной. Он убедительно разделяет эти способы миропостижения, определяя каждый из них, как отдельный, самостоятельный аспект познания. Верующий человек, по Эйнштейну, состоявшийся как человек науки, ‑ явление естественное и оправданное, в то время как отношения между научным и религиозным институтами точек соприкосновения не имеют.
Однако ученый излагал свое видение проблемы не в наше время и не в России. Поэтому имеет смысл обратиться к условиям, в которых мы находимся сегодня. Может быть, что-то изменилось? Может, появились новые факты и совершены новые открытия в этой области?
Тема взаимоотношений науки и религии в нашей стране стала актуальной во многом вследствие "клерикального наступления" Московской патриархии. Будучи мощной экономической структурой, которую называют иногда "крупнейшим коллективным олигархом", РПЦ МП проявляет последовательность, выраженную в усилении своего влияния на политическую и общественную жизнь страны. Естественно, что для оправдания подобной далеко не религиозной активности, все чаще вступающей в конфликт с конституционными установлениями, ей требуются серьезные и "долгоиграющие" аргументы. В результате, официальные взгляды РПЦ МП на взаимоотношения науки и религии, по сравнению с существовавшими совсем недавно, радикально изменились. В отличие от Христа, не ответившего на сакральный вопрос Пилата "Что есть истина?", РПЦ МП, как и другие религиозные организации мира, традиционно противопоставляла научным представлениям собственное понимание мира и частным образом определяла, что истинно, а что ложно. Однако, после появления в 1999 году энциклики Папы Иоанна Павла II "Вера и разум", прежде всего в Римско-Католической и Русской Православной Церквах стала формироваться принципиально иная позиция по этому вопросу. Для того, чтобы определить ее, достаточно вспомнить слова, с которых начиналась сама энциклика: "Вера и разум подобны двум крылам, на которых дух человеческий возносится к созерцанию истины. Сам Бог заложил в сердце человека желание познать истину и в конечном итоге познать Его, чтобы тот, познавая и любя Его, мог достичь полноты истины в себе самом". Таким образом, христианская Церковь признала значение разума (а, следовательно, науки) в познании истины, считая его, тем не менее, недостаточным для полного постижения истины о человеке и реальности, имея в виду незаменимость веры и Откровения.
Вопреки ожиданиям РКЦ и РПЦ МП, со стороны международного научного сообщества ответных шагов сделано не было. Разумеется, если не считать отдельные разрозненные выступления околонаучных публицистов в отдающих "желтизной" американских, европейских и российских изданиях, на что довольно часто все же ссылаются представители церковных институтов. Но, несмотря на заявления, суть которых неизменно сводится к тому, что "видные ученые были вынуждены под давлением фактов обратиться в своих изысканиях к помощи религии", ни в анналах РАН, ни в традиционно занимающихся вопросами взаимодействия науки и религии Национальной Академии наук США и Лондонском Королевском обществе Великобритании ничего подобного пока не зарегистрировано. Впрочем, в этом нет никакой нужды, что подтверждает и одно из положений упомянутой энциклики: "Истина, постигнутая через философское размышление, и истина Откровения не перепутываются, как и ни одна из них не делает другую излишней". Церковь, в сущности, не нуждается в научном признании, а тем более обосновании своих ценностей, так как категория веры иррациональна и в соответствии со своей исключительно духовной природой не требует никакой рационализации.
Вероятно, на несколько своеобразном понимании ватиканской декларации о мирном сосуществовании (но не более!) науки и религии и основаны заявления Патриарха Московского и всея Руси Алексия IIоб их происходящем "сближении" в России. По причине смутных представлений о сущности науки и религии у подавляющего большинства общества, сам факт посещения иерархами РПЦ МП научных и учебных учреждений, а тем более участие представителей российской научной и образовательной отраслей в отдельных церковных проектах, превращается в мощный аргумент в пользу едва ли не слияния двух разных методов познания воедино. Это обстоятельство, в свою очередь, соответствует нуждам нынешней государственной политики, проводящейся в отношении религии и видящей перспективу своего успеха во введении новой идеологии на основе вульгаризации представлений о Русском Православии.
Разумеется, исходя из ориентира на возврат к тоталитарному государственному устройству, сотрудничество административных органов РАН и Министерства образования с Московской патриархией не только возможно, но и предопределено. Но, если говорить о соединении религиозной и научной концепций мира, то это представляется маловероятным. Другое дело, когда высокие представители РПЦ МП подписывают соглашения о сотрудничестве с Академией проблем безопасности, обороны и правопорядка РФ или государственными федеральными силовыми структурами. В этом случае, и видение проблем духовного развития человека, его гражданственности, и представления о нравственных ориентирах и патриотизме – иными словами принципы будущего духовного обновления России – у всех высоких договаривающихся сторон бесспорно совпадают.
Автор: Михаил Ситников
Опубликовал: Handy
Источник: Портал-Credo.Ru
Просмотров: 6313
Поделиться:
Добавить комментарий:
Вам необходимо авторизоваться:
|
