← Господь гнева

Глава 15

Навстречу россыпи дневных впечатлений — в мир, где щебет птиц, сперва робкий, потом уверенно самозабвенный; где роса как туманный след на запотевшем зеркале, что исчезает — исчез; где постепенно меркнущее на востоке слоистое многоцветье неба, обретающего мало-помалу чистейшую голубизну; где бок о бок с востроухим псом, похожий на полуоплывшую восковую куклу, горой тряпья возлежит на тележке Тибор и созерцает неспешное рождение нового дня.

Зевок, осоловелое моргание, медлительное обретение себя.

Тибор заворочался, улегся повыше, расслабил плечевые мышцы. Не так-то просто безрукому-безногому потягиваться по утрам. Напряжение всех мышц корпуса. Расслабление. Напряжение. Расслабление...

— Доброе утро, Тоби. Смотри-ка, дожили мы до нового утра! И сегодня у нас будет решающий денек. А ты славный пес. Действительно славный! Всем собакам собака. Лучше я не встречал. А теперь, голубчик, можешь спрыгнуть на землю. Ты у меня смекалистый — попробуй найти себе что-нибудь на завтрак. Тут я тебе, увы, не помощник.

Тоби спрыгнул на землю, задрал лапку у ближайшего дерева и, прилежно принюхиваясь, обежал вокруг тележки. Тибор в свою очередь манипулятором расстегнул ширинку и совершил нехитрый утренний обряд.

Затем он задумался о своих дальнейших действиях. Надо бы опять покричать в репродуктор. Но было боязно. Ведь этот репродуктор — последняя надежда. И если никто не откликнется, надежда умрет. Поэтому Тибор оттягивал момент пробы.

Он размышлял довольно долго — не приходя ни к какому решению. Глазами шарил по небу и деревьям.

"Не ищу ли я взглядом голубую сойку?.. Сам не знаю толком, чего я ищу. Похоже, я еще не до конца проснулся. А вон Тоби понесся в заросли. А ну как этот барбос больше никогда не вернется? Или вернется к моему окоченелому трупу. Ведь нет особой надежды... Ой, заткнись ты, сонный ворчун. Ладно, ладно... Сейчас бы чашку кофе — очень бы взбодрило. Последнюю чашку кофе — как последнее желание приговоренного... Ладно, ладно, молчу! Уже беру репродуктор".

Он направил раструб на долину и проорал в микрофон:

— Эге-ге-гей! Это Тибор Макмастерс. У меня случилась авария. Моя тележка застряла. Я не могу выбраться самостоятельно. Кто меня слышит, помогите, пожалуйста. Слышит меня кто-нибудь? На помощь! Есть тут кто поблизости?

Ответом — молчание. Он выждал минут пятнадцать и повторил серию призывов. Опять безрезультатно.

На протяжении следующего часа калека еще трижды повторил свои попытки докричаться до жителей долины. Тем временем успел вернуться Тоби, тявканьем сообщил что-то корове, на что она угрюмо мукнула и отвернулась.

Чу! Слабый звук... Не крик ли это? Или это лишь обман слуха? Чего не примерещится, когда страх мешается с надеждой!

Тибора пот прошиб — до того старательно он прислушивался ко всем окружающим звукам, силясь различить среди шумов природы человечий голос.

Тоби заскулил.

Тибор резко оглянулся на пса. Тот поднялся на ноги и напряженно глядел вдоль дороги — уши торчком, каждый мускул тела напряжен.

Тибор быстро поднял репродуктор и нажал кнопку микрофона:

— Эге-ге-гей! Эй! Вы там! Есть там кто? Я застрял! Лежу в сломанной тележке. Меня зовут Тибор Макмастерс. У меня авария. Вы меня слышите?

— Да! — раздался крик, подхваченный эхом. — Мы идем к вам.

Тибор счастливо рассмеялся. Слезы увлажнили его глаза. Он глупо и радостно хихикал. В какое-то мгновение ему показалось, что меж деревьями, мелькнула голубая сойка. Нет, вроде бы померещилось.

— Тоби, мы с тобой еще повоюем, мы с тобой доведем до славного конца это Странствие! — сказал Тибор. — Мы обязательно справимся!

Прошло десять тягучих минут, прежде чем из-за поворота дороги наконец показались Пит Сэндз и Джек Шульд. Тоби прижал уши к голове и зарычал, пятясь к тележке.

— Спокойно, Тоби, спокойно, — сказал Тибор. — Одного из этих мужчин я знаю. Он идет исполнить свой христианский долг человеколюбия. Быть добрым самаритянином по отношению ко мне — и заодно следить, выглядывая из-за моего плеча. Но он мне необходим. Так что мы с ним заранее квиты.

— Тибор! — воскликнул Пит. — Вы не ранены?

— Нет, только тележка сломалась, — ответил художник. — Колесо отлетело.

Сэндз и Шульд подошли вплотную.

— Я вижу колесо — вон там, в траве, — сказал Пит. Тибор косился на его товарища, и Пит представил охотника: — Это Джек Шульд. Вчера мы с ним познакомились на дороге. А это, Джек, Тибор Макмастерс — великий художник.

Тибор важно кивнул.

— К сожалению, не могу пожать вам руку, — сказал он.

Шульд улыбнулся:

— Можете рассчитывать при нужде на мои руки. Мы в два счета поставим колесо на место. К тому же у Пита есть машинное масло для подшипников.

Шульд достал колесо из зарослей и подкатил его к тележке.

Завистливый наблюдатель за всеми, кто имеет руки, Тибор мог компетентно судить об отменной ловкости всех движений охотника. "Ну и что этому малому нужно от меня?" — подозрительно подумал Тибор.

Тоби, такой же мнительный, зарычал на Шульда, когда тот начал прилаживать колесо на ось.

— Фу, Тоби! Пошел, пошел! Эти люди помогают мне, — сказал Тибор.

Пес отбежал шагов на десять и замер, косясь на незнакомцев.

Пит стоял с масленкой наготове.

— Надо бы поднять тележку. Как мы...

— Сейчас подниму, — отозвался Шульд.

Пока они ворочали тележку, прилаживали слетевшее колесо и смазывали остальные, Тибор не утерпел:

— Позвольте спросить, куда вы путь-дорогу держите и с какой целью?

Пит поднял на него смеющиеся глаза.

— Сами знаете, — широко улыбнулся он, предварительно с упреком вздохнув. — Вы отправились в путь втихаря — рано поутру. Не хотели, чтоб я шел с вами. Ваше право. Однако совесть велит мне сопровождать вас, чтоб выручать из ситуаций, подобных сегодняшней. — Он жестом показал на предательское колесо.

— Ладно, — сказал Тибор, — убедили. Не хочу быть в роли неблагодарной свиньи. Огромное спасибо, что вы так вовремя появились.

— Можно ли истолковать эти слова как приглашение продолжить путешествие вместе?

Тибор хихикнул:

— Давайте выразимся так: мне бесполезно возражать против вашего присутствия.

— Не имею ничего против такой формулировки. Пит снова занялся починкой тележки.

— А где вы повстречали мистера Шульда?

— Он спас меня, когда я наткнулся на мобильную часть Супер-М.

— Мастер на все руки, — сказал Тибор.

Шульд рассмеялся, поддел днище своим могучим плечом, и Тибор ощутил толчок, когда тележка наполовину вознеслась в воздух.

— Джек Шульд и впрямь мастер на все руки, — весело произнес охотник. — Мастер хоть куда. И не сомневайтесь. Давайте, Пит, смазывайте скорее, не век же мне тележку на себе держать!

"А все-таки приятно, когда с тобой рядом другие люди. Приятно ощутить себя снова в кругу единоплеменников, — подумал Тибор. — После всех пережитых треволнений и страшилищ, что я встречал. И тем не менее..."

— Готово, — сказал Пит. — Опускайте.

Шульд опустил тележку и вылез из-под нее. Пит закреплял гайки.

— Премного благодарен вам, — сказал Тибор.

— Не за что, — отозвался Шульд. — Всегда рад помочь... Ваш друг говорит, что вы совершаете паломничество.

— Да. В мою задачу входит...

— Знаю, он мне и это говорил. Вы пустились в путь, чтобы взглянуть на того самого Люфтойфеля и верно изобразить его на стене церкви. По-моему, это стоящее дело. Мне кажется, вы приближаетесь к цели.

— Вам что-нибудь известно о Люфтойфеле?

— Полагаю. Мир слухами полнится. А я много брожу по свету. Ну и слышу, что люди говорят. Кое-кто утверждает, что он живет в поселке на севере. Нет-нет, и не щурьтесь, отсюда этот поселок не виден. Но если будете двигаться в избранном направлении, как раз упретесь в поселок, где, по слухам, обретается Карлтон Люфтойфель.

— Вы верите досужей молве?

Шульд задумчиво почесал свой темный, щетинистый подбородок. В его глазах появилось отрешенное выражение.

— Мне кажется, эта молва отнюдь не досужая, — сказал он. — Да. Думается мне, я его там найду.

— Вряд ли он живет под своим прежним именем, — произнес Тибор. — В его интересах было сменить фамилию.

Шульд согласно кивнул:

— В этом можно не сомневаться.

— И вы знаете ее?

— Новую фамилию? Нет. Узнаю ли я его при встрече — это другой вопрос. Надо думать, узнаю. Я слышал, что он сейчас подвизается ветеринаром, обитает в переделанном подземном противоракетном бункере, где с ним живет слабоумная девица.

— Это что — прямо в поселке?

— Нет, он живет в стороне от городка. И это место, говорят, хорошо замаскированное — мимо пройдешь и не заметишь.

Пит, прикрякнув, выпрямился и стал тереть перепачканные руки пуком листьев. Напоследок он вытер ладони о штанины.

— Все в порядке. Мы сейчас подналяжем на тележку, а вы погоняйте корову. Выедем на дорогу и проверим, как работают колеса. Давайте, Джек, помогайте.

Шульд обошел тележку и стал сзади.

— Готовы? — спросил Пит.

— Готов.

— Раз-два, взяли.

— Н-но-о, голубушка! — воскликнул Тибор, причмокивая губами.

Тележка заскрипела, качнулась вперед, откатилась назад, снова пошла вперед, потом назад — и наконец колеса высвободились из канавы, и минуту спустя тележка благополучно стояла на дороге.

— А теперь пробуйте, — сказал Пит. — Должна работать как новая.

Тибор проехал несколько метров.

— Лучше. Намного лучше. Без всяких сомнений, лучше.

Вот и отлично.

И все трое стали двигаться вниз по склону — Тибор в тележке, двое его спутников пешком.

— А вы куда направляетесь? — спросил Тибор Шульда.

— Далеко отсюда. Тот городок на севере как раз на моем пути. Так что я могу идти с вами, если вы не против.

— Не против. А вы поможете мне найти нужное место, когда мы придем в тот городок?

— Вы имеете в виду, вывести вас на Люфтойфеля? Разумеется, я попробую помочь вам отыскать тот бункер, где он, по слухам, живет.

— Буду вам весьма благодарен, — сказал Тибор. — Как по-вашему, за сколько мы туда доберемся?

— Завтра должны быть на месте. Тибор довольно кивнул.

— И что вы думаете об этом человеке? В глубине души.

— Хороший вопрос, — вздохнул охотник. — И я ожидал его. Рано или поздно вы должны были задать этот вопрос. Итак, что я думаю о нем? — Он потянул себя за нос, потом возбужденно взмахнул руками и разразился целой речью: — Я без конца путешествовал. И видел большую часть мира — до и после. На моих глазах произошла Катастрофа. Я видел, как гибли города, как вымирали деревни. Я видел, как цветущие местности превращались в пустыни. Понимаете, в прежние времена мир обладал некоторой прелестью. Даром что в больших городах было много грязи и суеты, в них иногда проявлялась дивная красота. Эту красоту мы замечали нечасто — например, когда въезжали в город после долгого отсутствия или смотрели на него новыми глазами накануне долгой отлучки. И когда вы смотрели на ночной город, залитый огнями, — скажем, с последних этажей небоскреба или с самолета в безоблачный вечер, — в этот момент вы могли приравнять это зрелище к упоительным райским видениям святого Августина. В этот прекрасный момент душевной ясности вам казалось, что ubri et orbi — город и мир — сливались в одно гармоничное целое. А когда вы вырывались за город в теплый солнечный денек, сколько зелени вас встречало там, какое буйство прочих красок, какая прозрачность журчащих вод и сладость чистого воздуха!.. Но пришел роковой день. Чаша гнева была опрокинута на Землю. Что это было? Искупление за накопленные грехи и провинности? Или маниакальный выбрык образований, которые мы именовали государствами, институтами власти, системами правления, — одномоментный психоз всех этих президентов и диктаторов, венценосных особ и парламентских балаболок, всех этих властолюбцев, которых человечество раз за разом рождает из греховного чрева своего? Или то был триумф вселенского зла — осязаемый результат долговременной и прилежной работы темных, адских сил? В чем бы мы ни усматривали причины случившегося — оно случилось. Переполненная чаша гнева была опрокинута. Добро и зло, красота и уродство, тьма и залитые светом города, леса и поля и весь, весь подлунный мир — все это на единое мгновение отразилось на занесенной над человечеством сверкающей высоко подъятой бритве. И рука, замахнувшаяся бритвой, была рукой Карлтона Люфтойфеля. Да, в ту одну секундочку, когда он вонзал бритву в горло человечества, он не был более человеком, он был самим Deus Irae — Господом Гнева. То немногое, что от мира осталось, осталось благодаря Его снисхождению. Мог добить — и не добил. И если вправе существовать какая-либо религия, то лишь такая трактовка событий может быть ее сколько-нибудь убедительным основанием. Ибо как еще можно толковать все происшедшее? Вот как я понимаю фигуру Карлтона Люфтойфеля, вот каким, по моему убеждению, вы должны изобразить его на своей фреске. И вот почему я горю желанием привести вас к нему.

— Понятно, — осторожно протянул Тибор. Он ждал какой-то реакции со стороны Пита, но тот самым огорчительным образом помалкивал. Тогда Тибор сказал, отчасти для того, чтобы позлить Пита Сэндза: — Ваши выводы не лишены основания... Величайшие художники Возрождения предпринимали попытки изобразить того, другого. Но никто из них не имел возможности хотя бы полмгновения видеть подлинное лицо Господа. А я воочию увижу Господа Гнева. И когда люди будут смотреть на мою картину, они будут знать, что я своими глазами видел Бога, а значит, изображение абсолютно достоверно. И все станут говорить: "Тибор Макмастерс изобразил в точности то, что он видел!"

Шульд звонко шлепнул ладонью по борту тележки.

— Скоро, — сказал он, — уже скоро!

Вечером того же дня, когда они собирали хворост для костра, Пит сказал Шульду:

— По-моему, вы нашли к нему наивернейший подход. Я имею в виду ваши слова о том, что Люфтойфель должен быть запечатлен именно Тибором.

— Тщеславие, — отозвался Шульд. — Пощекочите человека в нужном месте — и он ваш. Как быстро он перестал интересоваться мной и переключился на мысли о себе! Теперь из подозрительного незнакомца я стал для него необходимой составной частью его Странствия — его Проводником. Я еще раз переговорю с ним сегодня вечером — наедине. Если вы после ужина сочтете полезным прогуляться...

— Да-да, конечно.

— Когда я переговорю с ним еще раз, у него развеются последние опасения на мой счет. И дальше все пойдет как по маслу.

"Этот человек обладает инстинктивным чувством правильного момента, — решил про себя Пит. — Его чувство времени безошибочно — как у электронного стимулятора сердца или у термостата, который знает, когда надо подправить температуру. Охотнику нельзя обойтись без чуткости к жизненному ритму вещей и событий и умения властвовать над этим ритмом, задавать его. Это, конечно, хорошо, и события развиваются отлично. Да вот только Тибор не должен увидеть Люфтойфеля!.."

— Я вам доверяю, — сказал Пит. — Но меня подмывает задать вам один щекотливый вопрос. Не стану деликатничать и спрошу прямо: для вас лично что-нибудь значит одна из двух религий, замешанных в это дело?

Толстая ветка переломилась надвое в руках Шульда, словно это была спичка.

— Нет, — твердо сказал он.

— Я так и думал, просто хотел полной и окончательной ясности. Видите ли, для меня одна из двух этих религий имеет огромное значение.

— Это более чем очевидно.

— Я намекаю на то, что мы, христиане, отнюдь не возрадуемся, если Люфтойфель будет самым реалистичным образом изображен на церковной фреске.

— Лживая религия, лже-Господь — ведь вы так оцениваете веру в Господа Гнева. Так чего же вам переживать из-за того, что они намалюют своего лже-Бога в своей лжецеркви?

— Речь идет о власти над умами, — сказал Пит. — Думаю, вопросы власти над умами небезразличны и для вас. Обладание осязаемым знанием в виде конкретного портрета прибавит Служителям Гнева власти над толпами — разумеется, это будет быстротечное, временное преимущество, но преимущество существенное, досадное. Назовем это временным самообольщением. Однако факт есть факт: если мы, христиане, вдруг обретаем частицу подлинного креста, на коем был распят Спаситель, это вдохновляет нас, подхлестывает наше религиозное рвение, стимулирует вспышку особенно ревностного служения Господу. Быть может, это постыдная потребность — так грубо пришпоривать веру, но человек слаб. Впрочем, вы наверняка не раз наблюдали подобный феномен. Назовем его потребностью время от времени освежать вдохновение.

Шульд рассмеялся:

— Так или иначе они слепо поверят в подлинность всего, что ни нарисует Тибор. Результат будет один и тот же при любом ходе событий.

"Этот человек втайне хочет, — подумал Пит, — чтобы я признал, что верю в Господа Гнева и страшусь его. Не дождетесь".

— Если бы речь шла не о Люфтойфеле, нам было бы действительно наплевать, видел художник свой оригинал или нет, — сказал Пит.

— Почему же это?

— Потому что мы, христиане, воспринимаем все это как чудовищное кощунство, как издевку над самим понятием Господа Всевышнего — в нашем понимании того, что такое Бог. Ведь они обожествили не просто какого-то человека, что было бы заурядной ересью, — нет, они поклоняются как Богу человеку, который является причиной всех наших нынешних несчастий, человеку, которого вы сами называете нелюдем, выродком рода человеческого.

Шульд с треском переломил еще одну сухую ветку.

— Не спорю. Для этого выблядка и куча навоза слишком роскошная могила, а они ему поклоняются. Так что я понимаю вашу позицию. Что же вы намерены предпринять?

— Используйте нас для прикрытия, — сказал Пит, — как вы и планировали. Найдите его. Подойдите настолько близко, чтобы удостовериться, что это именно тот человек. И скажите Тибору, что вы ошиблись; дескать, не он. После этого наши пути расходятся. Мы пойдем дальше искать. А вы останетесь или пройдете с нами какое-то время, а потом вернетесь — как вам будет удобнее. И сделаете то, что должны сделать. Таким образом с Люфтойфелем будет покончено раз и навсегда.

— А вы что будете делать?

— Не знаю. Пойдем с Тибором дальше. Возможно, найдем какого-нибудь суррогатного Люфтойфеля. Но так или иначе подлинного лица Люфтойфеля на фреске не окажется.

— Так, значит, вот вы зачем следуете за художником! Не только для того, чтобы оберегать его от превратностей путешествия?

— В какой-то мере и с желанием оберегать его. Шульд снова рассмеялся.

— Вопрос в том, на что вы готовы пойти в своем рвении помешать Тибору увидеть настоящего Люфтойфеля? На все — вплоть до насилия?

Пит поднатужился и в свою очередь переломил толстую сухую ветку.

— Считайте как хотите, — сказал он. — Я ничего не говорил.

— Похоже, выполняя свою работу, я оказываю невольную услугу вашим товарищам.

Может быть.

— Жаль, что я не догадался об этом раньше. Если работаешь сразу на двух господ, разумнее брать плату с обоих.

— У христиан пустые кошельки, — промолвил Пит. — Но я не забуду поминать вас в своих молитвах.

Шульд потрепал его по плечу.

— Вы симпатичный парень, Пит, — сказал он. — Ладно, сделаем, как вы предлагаете. Тибор ни о чем не узнает.

— Большое спасибо.

"Что за этим беспечным цинизмом? — думал Пит, когда они возвращались к тележке с охапками хвороста. — Что вас вдохновляет на действия, господин охотник? Жажда наживы, которой вы нарочито бравируете? Или утробная, искренняя ненависть? Или что-то иное?"

В сумраке раздался заливистый лай. Шульд отшвырнул ногой Тоби, который накинулся на него с явным намерением укусить. Тоби мог просто не разобраться в темноте, но Шульд сказал в сердцах:

— Проклятая собака! Она ненавидит меня.

Автор: Роджер Желязны, Филипп К. Дик
Опубликовал: Handy
Источник: Библиотека Мошкова
Просмотров: 15035

Добавить комментарий: