Текст создавался для форума Гоблина: http://oper.ru/oforum/read.php?thread_id=1049555657&page=33 То, что ниже - вдумчивая переработка оттуда. Нет, прежде, чем перейти к его биографии, придется начать с раннего христианства. Приступим, помолясь. Может показаться странным, но в первом веке Н. Э. в Римской империи о существовании христиан не знал никто. Кроме самих христиан, разумеется. Да и те в отношении себя были уверены про себя не все. То, что творилось на окраинах Римской Империи, мало интересовало сограждан в столице. Куда выше интерес был к иудеям. Иудаизм являлся одной из немногих официально разрешённых внешних регилий. Связано это было с тем, что она древняя и анпираторы её особо не трогали. Не трогали бы вообще, если бы не махровый иудейский прозелитизм. Из-за него время от времени устраивались на евреев всяческие гонения с массовыми распятиями и кормлением котиков. Собственно, даже иудеи до определённого момента считали христианство иудейской сектой. Даже хуже. Первые христиане и были иудеями. Христос был иудеем. Апостолы были иудеями. Павел был иудеем. Иудео-христианство было тогда среди последователей вполне себе заметной сектой. Павел против них даже послания фигачил. «Евангелие евреев», вот. Неудивительно, что никто не мог внятно отделить одно от другого. А раз это не могли сделать евреи, как могли это сделать римляне, которым вообще эти чучмеки были без разницы? Потому заявления христиан о гонениях конкретно на них – это, мягко говоря, тщеславие. Гоняли иудеев. А то, что Тиберий пытался ввести в ларарий Христа – сказка. Путаница сия продолжалась достаточно долго. Для примера гражданин Тертуллиан в своей «Апологии» опровергал всякие мифы о христианстве. И написал об этом книгу. А умер автор – 220/240 год Н. Э. То есть с середине III века христиан было мало настолько и знали о них так мало и такие бредни, что пришлось даже специальный труд создать. А между тем Иреней (помре в 202 году) в своих книжках «Опровержение и победа над знанием, ложно таковым именуемым» и «Послание к папе Виктору» уже успешно разоблачал ереси, знать про которые никто среди патрициев и плебеев не знал и не хотел. То есть, нормальному римскому человеку разобраться в так называемом «христианстве» первых веков было решительно невозможно. В итоге к разделению РИ на Западную и Восточную сложилась такая картина: В Западной христиан окружали разные сказки, их путали с иудеями, которые, кстати, подожгли Рим во времена Нерона. Увы и ах, Нерон был не при делах. А вот какая из иудейских сект это сотворила – теперь хрен поймёшь. Ну отцы церкви и взяли ответственность на себя. ИГИШ сейчас так делает. Зачем Нерону это понадобилось – не ясно, он как раз создал противопожарную службу в которую входило, если мне склероз не изменяет, аж 5 (пять) КОГОРТ! Это 5000 рыл! А вот то, что Рим подожгли сразу с нескольких сторон – дело другое, но к Юлиану оно не относится. В Восточной бардак с пониманием тоже был, но поменьше. Поэтому, есть мнение, что к воцарению Константина количество христиан, в смысле, именно «христиан», а не иудео-христиан, присциллиан, валентинианцев, маркионитов и прочих (см. «Панарион» Епифания) было примерно 10%. Вместе с еретическими сектами – 15%. Остальные регилии – это митраизм в разных версиях, манихейство, культ Изиды, махровый атеизм в виде поклонения статуям анпираторов и другие. В целом, электорату было не до них. И вот на фоне такой массовой поддержки населения Константин Великий объявляет христианство государственной религией. Почему легитимно избранный собой язычник Константин назначил христианство любимой религией – вопрос отдельный. Битва вокруг него идёт уже не одно столетие и там участвуют настолько суровые силы, что остаётся только принять одну из сторон конфликта, а не бежать с водяным пистолетом в эпицентр тактической ядерной войны. Ознакомившись с аргументацией сторон, я (лично я) согласился с мнениями ряда историков, которые придерживаются следующей точки зрения: Анпиратор понял, что, в отличие от остальных вероисповеданий, христианство своим монотеизмом имеет серьёзный потенциал. Понятно, что в его окружении были как христиане, так и иудеи, но сочинять сказку про «а вот позвал Константин иудеев и христиан и начали они состязаться» смысла не имеет. Мамка его, Ленка, была христианкой. Но влияние её на сына было весьма ограниченным, что и продемонстрировал Никейский собор. На нём, как известно, разбирался суровый христологический вопрос Арианства (о тварности Христа), оно было признано ересью, однако Елена как была арианской, так ею и осталась. И решение на Соборе было принято вопреки её желанию. Наоборот – протащили идею о несотворённости Христа. Не без массовой драки, понятно. Константин был на Соборе почётным председателем, но, как ни крути, он — император. А потому его голос был главным. Так что мы можем смело утверждать, что назначение христианства главной религией было его личной идеей. Кстати факт, что Константин принял крещение перед смертью, у многих серьёзных историков вызывает вопросы. Есть мнение, что это очередная сова на плоском мире отцов церкви. Твердых доказательств тому никаких нет, а те, что есть – отдельная история. А я пишу про Юлиана, шоб он був здоров, когда я до него дойду. Опустим Собор. А вернёмся к тому, что христиан было, ну, пусть 15%. Это с натяжкой. Вой и стон христиан про притеснения со стороны остальных вероисповеданий во всех православных книжках стоит аж до небес. Что начали творить сами христиане после их признания — почему-то остаётся за кадром. А происходило интересное. Под охраной войск они начали захватывать языческие храмы. От греческих до построенных в честь императоров РИ. Богобоязненные и духовные – они вели себя, как верные последователи учения: уничтожали статуи (культурное, кстати, наследие), выгоняли верующих (их было поболе, чем христиан), перестраивали храмы под церкви. Ну, то есть, понятно, что среди этноса отношение к христианству начало складываться не очень. См. персонаж Энтео. Это было связано с тем, что, как и следует из Писания, в христиане шли сирые и убогие. В мартирологах, однако, писали о богатых и знаменитых, но это маркетинг. Он известен испокон веков. Поэтому в Предании присутствуют только хорошие и добрые христиане. Записи о других подвигах планомерно уничтожались где-то в течение 1700 лет. Эдакий культурный геноцид. Хотя местами даже у Евсевия Памфила проскакивает. Ну так он был арианином, что взять с еретика! И вот на фоне такой радостной обстановки, наполненной веротерпимостью и дружелюбием, после смерти Константина через незначительное время к власти пришёл демократически избранный сам собой гражданин Юлиан. Заметка:В III веке, когда Христос был уже довольно распространён, в том числе и у не-христиан, император Александр Север включил его в собственный ларарий вместе с Аполлонием, Авраамом и Орфеем (Элий Лампридий. Александр Север, XXIX, 2). Это я к тому, что такая вот манипуляция религиями среди анпираторов никак не была связана с верой в христианство. Она была связана с необходимостью управлять населением империи. Поэтому я тут и написал такое предисловие. Происходящее стоит рассматривать не с точки зрения Отцов Церкви, где все деяния императоров описаны с точки зрения хорошо/плохо для христиан. А с точки зрения императоров, которые принимали решения, руководствуясь пользой своей и империи. Умер, значит, Константин. Какая неприятность. Популярностью он пользовался среди электората немалой, даже не смотря на чудесатости в религиозном плане. Однако, правил он, от це ж нисподванка, Римской Империей, население которой, как и войско, ни фига не утратило римской ментальности. Потому первым делом счастливые граждане Восточной Римской империи устроили ряд христианских погромов. Христианам припомнили и разрушение храмов, и перестройку их в церкви, и уничтожение культурных ценностей. Благодарность населения была такова, что свое царствие Юлиан начал с подавления народной любви к официальной религии. Ещё до всяких своих эдиктов. Описание зверств можно найти – да везде. Покровительство христианства Константином привело к тому, что местные епископы обурели в корягу, что не могло не вызвать ответной реакции у язычески настроенного «отсталого» населения сразу после смерти императора. Я тут не буду писать, как и почему Юлиан пришёл к власти. Это отдельная история, выходящая за рамки данной работы. Отмечу только, что сразу после того, как Константин отбросил копыта, его сподвижники первым делом демократическим путём вырезали всех возможных претендентов на императорский пост. Все они, сподвижники, были, как на подбор, христианами. Юлиан, понятно, это запомнил. Даже, уверен, записал где-нибудь. Ну чтобы не запамятовать. И вот в 361 году от Рождества Христова Юлиан, опять же, демократическим путём избрался среди себя новым императором. Для начала он объявил полную свободу вероисповеданий. Стоит напомнить, что христианство в виде религии и клира не преследовалось, однако, в связи с объявленной свободой их лишили всех привилегий. «На постах государственной службы христиане тоже сменялись язычниками. B армии шла чистка. Христиане как будто не изгонялись, но губили себя сами, если не хотели совершать обряд воскурения ладана перед идолами, даже скромно скрытыми за занавеской. Некоторые солдаты-христиане, узнав это, взрывались и топтали ногами полученный за воскурение казенный подарок. B результате – казнь.» (Карташёв, «Вселенские Соборы»). Этот момент стоит описать подробнее с точки зрения Римского законодательства. Проблема нарождающегося христианства заключалась во времени зарождения. А дело было в поздней античности. И вот тут-то и порылось всякое. Позднеантичное понимание безбожия было строго формализованным. И строилось на базе верований РИ а те, в свою очередь, на базе Древнегреческой. «Если кто-либо скажет или сделает что-либо нечестивое, любой присутствующий должен этому воспротивиться и донести об этом должностным лицам, чтобы те привели виновных в суд для разбора такого рода дел» (Платон, Законы, X, p. 907). Потому когда приказывали солдатам совершать обряд воскурения – это было всего лишь исполнением гражданской обязанностью. Если по-нашему, то присягой. Неисполнение оной попадало под несоблюдения традиционной религии, установленных отцами обычаев и обрядов (mos majorum). А почитание отеческих богов было гражданской обязанностью и первой статьей кодекса добродетели. Если совсем кратко, то неисполнение почитания предков (сиречь – богов) автоматически делало человека в РИ ненадёжным и безбожником. Что, понятно, считалось государственным преступлением. «Нас обвиняют в святотатстве и оскорблении величия государства» (Тертуллиан, Апология, X, 1). И был прав. Соответственно, «безбожие» христиан никоим образом не было их личным делом. А, как государственное преступление против общества, напрягало всех. А императоров — тем более. "Пока в обществе не искоренено святотатство, божья немилость висит над всеми людьми". Потому христиан винили, до кучи, во всём: неурожай, моровая язва, набеги германцев и скифов (Арнобий Старший, Против язычников, I, 4, 3). Юридически антихристианские процессы выливались в обвинение в «святотатстве» (crimen sacrilegii), которое неизбежно выливалось в обвинение в «оскорблении величия» (crimen laesae majestatis), за которое, кстати, Христа распяли и которое состояло в том, что человек отрицал верховенство власти в религиозных вопросах. Есть один нюанс. В оригиналах обои-два термина используются параллельно и разницы между ними не делаются. Одно является следствием другого. Из всех преступлений «оскорбление величия государства (сиречь народа)» у римлян было наиболее тяжким. См. Иисус Христос. Смысл преступления был в совершении действия, причинившие вред государственной власти и ее институтам, в том числе официальному культу (sic!). Гражданин Тиберий эту статью подправил, усугубил и одновременно расширил сферу ее применения: к «оскорблению величия государства» были добавлены непочтительное отношение к особе императора и непристойное поведение перед его изображениями. Даже так. И если раньше статью за «оскорбление величия» огребали магистраты за всякую херь, то теперь новый закон распространялся и на частных лиц. И тут-то всё и началось. См. Иисус Христос, иудеи и христиане вообще. Хотя кто их тогда разбирал? Другое дело, что упоротые христиане описаны только в мартирологах. Подавляющее большинство было реалистами, но вот донатизм — это отдельная история. Большинство христиан вполне себе и фимиам статуям курили и жертвы приносили и в армии служили. И на официальных церемониях и празднествах бывали, отправляли различные муниципальные должности, да и вообще творили всякое, чего, тащемта, делать были не должны. Опять же в мартирологах ссылок богато. Целые легионы христиан описаны. То есть, традиционная религия (римская) считалась основой РИ. В римском понимании безбожие и забвение mos majorum вело к разрушению существующего порядка, институтов власти, к уничтожению общественной безопасности, к хаосу и анархии. Не соблюдающие «завещанные предками учреждения и священнодействия» становились изменниками и врагами отечества (Тацит . Анналы, XVI, 28). Вот поэтому Юлиан казнил солдат, которые вытворяли всякое нарушая Устав и Присягу. Вернёмся чутка назад. Воспитанием будущего «Отступника» занимались разные интересные люди. Гувернером был Мардоний, махровый язычник, умело прикидывавшийся христианином. Его усилиями Юлиан даже поставлен был в церковного чтеца. Опять же Евсевий Никомидийский, который контролировал образование Юлиана, был арианином. С Евсевиями вообще какая-то непонятка. Какого не возьми — все ариане. Может, имя проклятое? Ах, да! Ариан закончил свою жизнь в сортире, где в процессе дефекации из него выпали кишки. Григорий Турский в безусловно интереснейшей книжке «История франков» упоминает это раза два точно. Очень Грише нравилась смерть Ария. Интересно, почему? Этот Евсевий привлёк к обучению Юлиана гражданина Аэтия, известного арианского софиста. Тот активно внушал Юлику языческую философию, в чём преуспел. Плюс будущий император обучался в Языческом университете, борющемся за право носить имя Афины. «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». © К. Маркс «К критике политической экономии». Так что последующие деяния анпиратора надо рассматривать с точки зрения марксисткой диалектики. Без неё — никуда. Важно отметить, что и Константин и Юлиан получили примерно одинаковое классическое высшее языческое образование. Однако выводы сделали разные. По разным причинам. Столкновение с реальностью – оно такое! «Реальность — это нормативная галлюцинация» © К. Беккер «Словарь тактической реальности». Но тогда дело было, скорее всего, в последовательности. Если Константин ввёл христианство, насмотревшись на гонения его язычниками, то Юлиан обратно вернул язычество, насмотревшись на гонения его христианами. При одинаковых посылках получаются схожие результаты, так как люди одинаковы, вне зависимости от веры. К моменту воцарения Юлиана в Константинополе не было уже ни одного языческого храма. Это к вопросу о том, как поработали христиане. С 313 года по 361 год христиане уничтожили ВСЕ языческие храмы в Константинополе. Это вам не кровавый Сталин, это "Самая Гуманная Религия в Мире" ™. Про "последовательность" – это лично моё мнение. С менорой не стоял. Однако корреляция присутствует. Мы сейчас не можем точно понять причины поведения ни Константина ни Юлиана. Только Отцы Церкви всё знали и от души херачили притянутые за уши выводы. Но я рассматриваю поведение анпираторов обоих вообще и Юлиана в частности с точки зрения римской ментальности. Они были продуктом, извините за банальность, своего времени. Они были римлянами. Обои-два. И вели себя, как римские императоры. Этот момент почему-то многими историками игнорируется и дела императоров рассматривают с точки зрения пользы или вреда для христианского прозелитизма. Однако, повторюсь, и Константин и Юлиан были ИМПЕРАТОРАМИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ. Римской! А не христианской. Вернёмся обратно. Внутре «Эдикта о терпимости» от 362 года гражданина Юлиана содержался небольшой такой указик о реституции. В нём разрешалось восстановление всех языческих храмов и возврат конфискованной христианами собственности. И – вуаля! – этим указом он возвращал из изгнания сосланных христианских епископов, несогласных с основной линией Никейского Собора. Однако Указом от 17 июня 362 г. он законодательно запретил христианским профессорам преподавания в школах. Какое коварство! Вместе с тем, возвратившиеся представители гоняемого христианства, принадлежа к различным версиям и ересям, совершенно, с их точки зрения, непримиримым между собой, не могли ужиться в мире и согласии и, как и сейчас, начали между собой разборки. Так что то ли случайно, то ли нарочно, но Юлиан спровоцировал рецидив внутрицерковных разборок, да еще и на более суровом уровне. Вернувшиеся попы были вельми злые, претендовали на отобранные кафедры, обладали холодным оружием в виде посохов, в применении которых уже успели потренироваться на Никейском Соборе. Марцеллин (XXII, 5) писал, что и дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях. Ещё раз вспомним, что христианская община со времён Константина представляла собой в своей массе сброд, так как граждане находили выгодным принимать христианство не по убеждению, а из шкурного интереса. В качестве культурной революции при Юлиане начали героический подвиг переложения вся Библии на «классический язык». Например - Пятикнижие гекзаметрами. Удивительно, но этот нелёгкий труд взяли на себя Лаодикийские епископы: Аполлинарий-отец и Аполлинарий-сын. Как и положено Кровавому Тирану™ Юлиан создавал на деньги империи приюты для «детей, бедняков и странников». Чисто как христиане. Вернул языческий (читай — исконно Римский) календарь жертвоприношений. Остатками которых подкармливались те нищие, которые при Константине обретались на папертях. Приписываемая Юлиану фраза: «Что за беда, если раздавлен десяток иудеев» говорит не о том, что он преследовал христиан. А о том, что он, как и все его предшественники, гоняли иудеев. Хотя, по словам очевидцев, Юлиан, прекрасно знавший христианский культ и церковную догматику, традиционно называл христиан безбожниками (Мисопогон, 33, 35), а также нечестивцами, «нечестивыми галилеянами» (Письма, 84; 89а; 89б; 107). Есть ещё момент, который характеризует личность императора. Письмо другу философу Максиму: «Мы служим богам открыто, сопутствующее мне войско предано их культу. Мы публично приносим в жертву быков и многими гекатомбами воздаем богам благодарность». В конце письма пишет интересное: «Боги повелевают мне во всем наблюдать по возможности святость, и я охотно повинуюсь им». Гражданин император был в личной жизни прост до аскетизма. Его воздержанность и нравственная дисциплина — на уровне православных святых. Он не только именовался pontifex maximus, но и возглавлял культ. Ежедневно утром и вечером совершал жертвы солнцу и, чтобы никогда не лишать себя этого удовольствия, приказал устроить жертвенник в самом дворце. Где бы он ни находился, прежде всего наблюдал праздничные дни языческого календаря и был крайне недоволен, если при храмах не находил торжественной службы и богатых жертвоприношений. Сам носил дрова к жертвеннику, подводил жертвенное животное к алтарю, гадал на внутренностях. Веровал истово. Проблема Юлиана состояла в том, что он пытался побороть один религиозный фанатизм другим. Гражданин Юлиан, как было сказано ранее, весьма неплохо знал Писание. В книжке «Против хриастиан» он весьма бодро шутит над сотворением мира: «Бог сказал: «Не добро быть человеку одному, сотворим ему помощницу. И, между тем, эта помощница не только ни в чем ему не помогает, но даже обманывает и становится причиной лишения для прародителей райской жизни. Вероятно ли, чтобы Бог не знал, что то существо, которое дано человеку в помощь, сделается для него источником бедствий, а не радостей? А на каком языке змей говорил с Евой, и чем эта басня отличается от греческих мифов? А запрет делать различение между добром и злом — разве не верх нелепости? Бог якобы запретил человеку самое высшее, что составляет сущность и главное качество человека, — пользование разумом. Разве не существенное свойство разума различать зло от добра?» И по христианским разборкам проехался неплохо: «Вы разрушаете храмы и алтари, вы душите не только тех, которые остаются верны культу их отцов, но и тех из вашей среды, которые, как вы говорите, заражены ересью и которые не так, как вы, обожают того мертвеца. Но ни Иисус, ни Павел вам не оставили на этот счет указаний, и это потому, что они не думали, что вы завладеете таким могуществом. Они довольствовались тем, что совращали служанок и рабынь, а через них женщин и мужчин, подобных Корнилию и Сергию. Покажите мне, что в царствование Тиберия или Клавдия к их вере обратился хоть один порядочный человек, и тогда считайте меня пошлым лгунишкой». И мученикам досталось от души: «Вы все наполнили могилами, хотя нигде нет прямого повеления воздавать поклонение гробам. Вы дошли до такого развращения, что не хотите обращать внимание на прямые слова Назарея: горе вам, книжники и лицемерные фарисеи, вы походите на выкрашенные гробы; снаружи гробница красива, а внутри наполнена костями мертвецов и всяческой нечистотой. Если Иисус говорит, что гробы полны грязи, как можно призывать на них Бога?» То есть Юлиан писал тексты исключительно с точки зрения обычного римского менталитета. Как можно называть «отступником» человека, который всю свою жизнь не отступал от римского язычества? С точки зрения догматики христиан? Так их вере было без году неделя. При Константине христианский сброд натворил такого, что: «Вы, конечно, понимаете разницу между вашим и нашим образованием. В вашей школе вы никогда не сделаете человека ни мужественным, ни добродетельным, между тем при нашей системе всякий становится лучшим. Посмотрите на ваших детей, которые воспитываются на чтении ваших священных книг. Если в зрелом возрасте они не будут рабами, сочтите меня лгуном и маниаком». История показала правдивость выводов Юлиана. Перед персидским походом император написал памфлет «Ненавистник бороды». Там, в основном, анекдоты. Однако текст для понимания личности Юлиана весьма показателен (большая цитата): «И хотел бы я похвалить себя, да не могу, порицать же есть бесчисленные поводы, хоть бы начать с лица. Природа не дала мне ни большой красоты, ни величественности, ни привлекательности, и я по своей нелюдимости прибавил еще эту большую бороду как бы назло природе, что она не дала мне красоты. И вот в ней разводится вошь, что в лесу звери, и я испытываю то неудобство, что не могу свободно ни есть, ни пить из опасения захватить волосы вместе с пищей. Насчет поцелуев уж я не жалею, хотя и в этом случае борода служит большой помехой, так как препятствует плотно прижать губы к губам. По вашим словам, из моей бороды можно вить веревки: я готов предоставить ее в ваше распоряжение, если только можете ее вырвать, и если только вашим нежным рукам не будет больно. Но у меня не только длинная борода, я мало ухаживаю и за головой, редко стригусь и обрезываю ногти, и руки мои часто запачканы чернилами, а если вас интересует знать и дальше, то грудь моя покрыта густыми волосами. Будучи таковым по внешности, я непривлекателен и в образе жизни: по моей грубости не хожу в театр, а по моей необразованности не допускаю во дворце представлений, кроме новогодних, да и то как бы внося подать немилостивому господину, ибо и находясь в театре я имею вид исполняющего долг. Скажу и еще более странную вещь. Я не люблю цирковых представлений, как должник судебного разбирательства, и редко посещаю их, только в праздничные дни. В моей частной жизни я провожу бессонные ночи на подстилке из соломы и довольствуюсь скромной пищей, едва утоляющей голод. С детских лет я веду войну с моим желудком и не позволяю ему наполняться пищей. Вследствие этого со мной редко случалась рвота. Помню один случай со времени назначения моего цезарем. — Кельтская деревенщина легко мирилась с моими нравами. Но такой цветущий, счастливый и населенный город, как Антиохия, имеет все основания гневаться на меня, ибо в нем много танцовщиков и флейтщиков, а актеров больше, чем граждан, и у всех отсутствие всякого уважения к власти. Стыдиться свойственно людям малодушным, а таким храбрым, как вы, позволительно веселиться с утра, ночью искать наслаждений и самым делом показывать презрение к законам. В самом деле, закон страшен через исполнителей, так что, кто оскорбляет власть, тот попутно нарушает и законы. И вы стараетесь везде показать, как вам мало дела до закона, в особенности на площадях и в театрах...» «Попытаюсь сделать нападение с другой стороны. Ты любишь, говорите, посещать храмы, нелюдимый, грубый и злой человек! За тобой стремятся в священную ограду народ и магистраты, тебя встречают с шумом рукоплесканий, как в театре. Но тебе не угодишь и этим, ты обращаешься к народу с речью и начинаешь порицать его, это он для молитвы не ходит в храмы, а ходит лишь по случаю твоего прибытия и производит беспорядок в священном месте... А можно ли хладнокровно выносить то, что ты проводишь свои ночи в одиночестве и не допускаешь ничего, что бы смягчило твой дикий нрав? Худшее же то, что такая жизнь составляет твое удовольствие, и что тебя забавляют общие проклятия. Тебе бы следовало быть благодарным к тем, которые дают тебе хороший совет в летучих листках: брить бороду и делать все приятное для народа, любящего повеселиться, давать ему зрелища, мимов, плясунов, бесстыдных женщин, мальчиков по красоте женоподобных, мужчин, у которых выбриты не только щеки, но и все тело, задавать праздники, но ради бога не религиозные, их так довольно, что хоть отбавляй... Прекрасно, мудрые граждане, вы забавляетесь серьезными вещами и поощряете в этом других. Ибо ясно, что одним издевательство доставляет удовольствие, другим приятно слушать. Поздравляю вас по случаю такого согласия, в этом вы составляете единое общество, ибо считаете неприличным и неудобным принимать серьезные меры против беспутства ваших юношей. По вашему мнению, отнять у людей свободу говорить и делать, что им вздумается, значило бы посягать на самое существо свободы. Имея твердое убеждение в необходимости абсолютной свободы, вы прежде всего предоставили необузданную вольность вашим женам, чтобы они были вам более доступны, а затем вы им отдали на воспитание ваших детей из боязни, чтобы мы не наложили на них очень суровую дисциплину, и не обратили их в рабов, и не научили уважать старших и почитать начальников. Что же делают ваши жены? Они привлекают детей к своей вере, полагая в этом высшее счастье. Вот в чем, мне кажется, состоит ваше счастье: в отрицании подчинения богам, закону и нам как блюстителям законов. Но с нашей стороны было бы нелепостью гневаться на ваш так себя освободивший город, если сами боги не обращают на него внимания. Да будет вам известно, что и боги участвуют с нами в поругании со стороны города. Вы говорите, что ни X, ни К не сделали городу никакой неправды. Хотя ваш ребус трудно разгадать, но некоторые из горожан раскрыли мне его смысл: одна буква означает Христа, другая Констанция. Позвольте сказать вам откровенно, что Констанций уже тем нанес вам обиду, что не убил меня, а назначил цесарем. Что касается Христа, вы его почитаете вместо Зевса, Аполлона и Каллиопы. Хотя жители Емеса тоже любят Христа, но я не сделал им ни разу обиды, из вас же многие, если не все, имеют со мной счеты: сенат, состоятельный класс и народ. Последний недоволен мною в большинстве, если не весь, предавшись безбожному учению, за то, что я придерживаюсь отеческих обычаев, богатые досадуют за то, что я не позволяю им продавать товары по высоким ценам, все они из-за театральных представлений, — и не за то, что я других лишаю их, но что так мало о них забочусь. Напомню и другой случай, подавший повод к неудовольствию, и опять-таки, как обыкновенно, я буду порицать себя и обвинять. В десятом месяце бывает большой праздник, совершаемый в Дафне. Из храма Зевса Кассия я спешу на тот праздник, ожидая здесь встретить роскошное и богатое торжество. Я уже воображал себе священную помпу, изображения богов, возлияния, хороводы, курение фимиама и юношей вокруг жертвенника в благоговейном настроении и в прекрасных белых одеяниях. Но, когда я вступил в храм, не нашел ни курения, ни приношений, ни жертвы. Я был поражен и воображал себя вне храма, и что вы ожидаете от меня, как первосвященника, условного знака. Когда же я спросил, какой жертвой город чествует божество в этот день, жрец ответил: «Я принес с собой священного гуся, но город не приготовил ничего». По этому случаю я обратился в сенат со следующей довольно резкой речью: «Удивляюсь, что такой город с таким малым вниманием относится к богам, как какая-нибудь деревня на границах Понта. Владея громадным земельным имуществом, город пожалел принести курицу отечественному богу в годовой его праздник, когда богам угодно было рассеять мрак безбожия, между тем как ему следовало принести быка с каждой филы или, по крайней мере, со всего города сообща принести в жертву вола. Каждый из вас на свои праздники и на угощения тратит значительные суммы, я знаю многих, затративших большие деньги на праздник Маиумы (майский праздник), а за ваше счастье и благо города никто не захотел принести жертвы, один только жрец... Каждый из вас позволяет своей жене всем жертвовать в пользу галилеян, которые, питая бедных на ваши пожертвования, совершают поистине безбожное дело по отношению к нуждающимся. Вы же, показывая пример такого непочтения к богам, даже не понимаете всей важности проступка. К нашим храмам не приближается никто из бедных, потому что он не найдет там милостыни. По случаю дней рождения вы устраиваете обеды, ужины и пиры, а в этот годичный праздник никто не принес богам ни масла в лампу, ни возлияний, ни жертв». Вот что я говорил сенату... Но самое важное, что возбудило вашу ко мне ненависть, состоит в следующем. Только что я прибыл в ваш город, народ, угнетаемый богатыми, стал кричать в театре: «Все поднялось в цене, на все дороговизна». На другой день я беседовал с богачами и старался убедить их пожертвовать несправедливыми прибытками и оказать милость гражданам и чужестранцам. Они дали обещание позаботиться об этом, и я ждал три месяца, но они ничего не сделали. Увидев, что жалобы дима справедливы, и что дороговизна товара происходит не от недостатка его на рынке, а от жадности торговцев, я установил таксу на каждый предмет и объявил ее всем. Всего оказалось в достатке: и вина, и масла, и прочего; было мало лишь хлеба, так как засухи прошлого года уничтожили посевы, но я послал в Халкиду, в Иераполъ и окрестные города и собрал 40 000 мистров, когда вышел этот запас, дал еще в разное время 5, 7 и 10 тысяч моднее, предоставил вам весь египетский хлеб, продавая его по дешевой цене, т. е. за 15 мистров вы платили то же, что прежде за 10. Что же делали ваши богачи? Они тайно продавали заготовленный ранее хлеб за дорогую цену и обременяли народ. Таким образом, причина вашей злобы в том, что я не допустил продавать на вес золота вино, зелень и овощи и не позволил, чтобы лежащий в складах богачей хлеб неожиданно обратился в серебро и золото. Я знал и тогда, что мои распоряжения не всем понравятся, но я мало заботился об этом, — я имел в виду благо обижаемого народа и чужестранцев, явившихся сюда ради меня и моих архонтов. За что же, ради богов, мы находимся в немилости? Не за то ли, что пропитываем вас на свой счет, чего прежде не бывало ни с одним городом; или за то, что увеличили список сенаторов, что, захватив воров на месте преступления, не подвергли их каре?» Подведём итогиЮлиан был вполне себе типовой Римский император. Как и все до него. Никаким отступником на их фоне он не был. Наоборот, это Константин стал отступником, когда для не совсем понятных целей объявил христианство государственной религией. Чего до него вообще никто не делал. Даже Нерон с Калигулой. Юлиан как раз пытался вернуть Империю к истокам. Другое дело, что история движется вперёд, и монотеизм в любом своём проявлении, как более прогрессивная регилия, должен был рано или поздно победить язычество и разные версии политеизма. Ну и для управления людями монотеизм удобнее. Скорее всего, Юлиан был идеалистом. И его Персидский поход как бы намекает на то, что он пытался возродить Римскую Империю во всей своей красе: с покорением земель и финансированием за счёт грабежей соседей. Ну, вот такой был тогда идеализм. Другое дело, что к тому моменту константиновская религиозная реформа с Никейским собором, даже невзирая на сомнительность контингента, уже начала приносить свои плоды. Да и христиан вокруг уже расплодилось богато. Собор 362 года прошёл, по понятным причинам, в Александрии, например. Народ начал привыкать, а тут ещё массовый переход основного потребителя христианства – рабов – в колоны (полурабы такие). В итоге сложилась такая религиозно-хозяйственная обстановка, в которой возвращение к массовому язычеству стало невозможно. И правил Юлиан недолго. И возвращение сосланных ариан в итоге сыграло против язычества. Наш герой Юлиан был просто последним из настоящих римских императоров. С народишком ему не повезло. :) Ipse dixi. То есть – всё! [утирает пот, наливает себе из графина] ЗЫ: Он прибегал к массовым расстрелам, поход на Персию был одним из вариантов успокоить и сплотить армию. Однако не срослось. Приписываемое "Ты победил меня, галиелянин!" скорее невразумительные чаяния христианских отцов церкви.
Автор: Digger, под ред. Handy
Опубликовал: Handy
Просмотров: 5739
Поделиться:
Добавить комментарий:
Вам необходимо авторизоваться:
|
